Эдуард легко поднялся на нужный этаж. Дверь в квартиру Эли была приоткрыта. «Последние штрихи к своей неописуемой красоте наводит. Ну, ну», — подумал Эдик и на всякий случай постучал костяшками пальцев о косяк двери — вроде и открыто, вроде и приглашают, ждут. Но вежливость ведь никто не отменял. — Эля, дорогая, рыба моя, это я. — Да, дорогой, проходи. Я уже скоро. Эдуард зашел. Прошел в комнату. Всё шло по плану. Даже лучше и быстрее, нежели он рассчитывал. С этой стер…, гхм, стерлядью, можно было бы и быстрее всё провернуть, но ведь некая правдоподобность всё же нужна...

Сегодня целый день смеюсь с Эдика. Муж мой - это такой человек, которого всегда надо хвалить. Если его хвалить, то он горы своротит, только бы сделаться лучше. Эдик - это продукт положительного подкрепления. Эдика нельзя ругать. Он сразу начинает тупить, когда его ругаешь. — Эдик, — хватаюсь я за голову, — Вот тут лежали мои выкройки! Куда дел?! — Я?! Откуда я знаю, куда ты убрала свои выкройки! Всё. Выкройки, считай, пропали. Года через два они найдутся в нижнем ящике крайней тумбочки заколоченного сарая...

Мне никогда не нравился Эдик. Не то что бы я невзлюбила его специально, данная неприязнь происходила сама собой, автоматически. Он был мальчиком пухленьким, круглолицым с серыми навыкате глазами. Был не задиристым, а спокойным, никого не обижал. Однако, были в нем черты, которые меня отталкивали. В противовес этому мне хочется добавить, что природа заложила в него любознательность и доброту, те самые качества, которые бывают у детей в младенчестве до семилетнего возраста, и различить которые мне, ребенку, в силу своих пяти лет, было на тот момент невозможно...