Ночь прошла в тяжёлом, липком безмолвии. Соня лежала на своей половине огромной кровати, глядя в потолок, и чувствовала себя абсолютно чужой рядом с мужчиной, который спал ровным, спокойным сном. Леонид не сомневался в своей правоте. Он был уверен, что утреннее солнце развеет её «глупую истерику», и всё вернётся на круги своя. Он просто не понимал, что точка невозврата пройдена. Для Сони прошлая жизнь, где она была покорной и понимающей, сгорела дотла в пламени вчерашнего унижения. На пепелище рождалось что-то новое — холодное, твёрдое и незнакомое ей самой...

Утро начиналось как обычно. Словно кто-то заново прокручивал одну и ту же пленку с едва заметной царапиной. От этой царапины картинка чуть подрагивала, но в целом все было знакомо и почти привычно. Я стояла у плиты и переворачивала сырники. Румяные, с хрустящей корочкой, пахнущие ванилью. Максим всегда любил, когда я их готовлю. Раньше он подходил сзади, обнимал за талию и целовал в шею, выпрашивая самый первый, еще горячий. А я делала вид, что отталкиваю его, мол, мешаешь. Сейчас он сидел за кухонным столом, уткнувшись в экран телефона...