Тишина в сталинской «трешке» на Кутузовском проспекте была неестественной, звенящей, гнетущей. Массивные стены словно впитали в себя горе и теперь давили изнутри. Но продлилась эта тишина недолго. Едва гроб с телом Антонины Павловны вынесли из подъезда, едва траурная процессия скрылась за поворотом, как в квартире, словно по команде невидимого режиссера, началась суета. Воздух, еще пахнущий корвалолом, ладаном и увядшими розами, мгновенно наполнился другим запахом — запахом алчности, жадности и нетерпения...