Я зашёл в «Магнит» вечером, когда город уже дышит усталостью. Нижневартовск в такие часы похож на большой барабан — всё гудит, но ничего не происходит. Люди возвращаются со смены, пыльные, голодные, и идут по привычке туда, где свет и тепло — в магазины. На улице пахло бензином и хлебом из соседней пекарни. Внутри — знакомая музыка из колонок, что звучит так, будто играет не ради удовольствия, а по трудовому договору. Очередь тянулась к кассе, как колонна паломников. Все молчали. Слева от меня стояла женщина с коляской, ребёнок в розовой шапке грыз упаковку из-под печенья...

— Мам, срочно. Нужны все деньги. Голос у сына, Вадима, был глухой, напряженный. Галина Сергеевна замерла с полотенцем в руках. Она сразу почувствовала беду, но лицо осталось невозмутимым. Привычка. — Что случилось, Вадик? Он не смотрел в глаза. Его пальцы нервно теребили ключ от машины. — Свете. Операция. У Галины Сергеевны на миг перехватило дыхание. — Господи. Что? Какая операция? Серьезно? — Какая разница, мам? — он наконец поднял на нее тяжелый взгляд. — Вопрос жизни и смерти. Он говорил отрывисто, будто выдавливал слова...