— Я подаю на развод, Эдик. Ева произнесла это тихо, почти беззвучно, но слова повисли в воздухе, пропитанном запахом вчерашнего коньяка и жареной картошки, с оглушительной громкостью. Она стояла посреди их кухни, идеально вычищенной, где каждая кастрюлька знала своё место, и смотрела на мужа. Эдик, развалившийся в кресле с утренней газетой, медленно опустил её. Его лицо, обычно благодушное и слегка одутловатое, вытянулось в изумлении. Он моргнул раз, другой, а потом губы его дрогнули в усмешке. —...

Лена смотрела на семейный бюджет и хотела плакать. Опять минус. Опять красные цифры в таблице. — Паш, — позвала она мужа. — Иди сюда. Павел вошел в комнату, вытирая руки полотенцем. — Что случилось? — А то, что мы опять в минусе. На тысяч пятнадцать. — Так... а откуда? Лена ткнула пальцем в монитор. — Твоя мама. Вчера просила на лекарства. Ты перевел двадцать тысяч. Павел вздохнул. — Лен, ну она болеет же. Давление, сердце... — Болеет, болеет! — Лена встала из-за стола. — А мы что, не болеем? А дочь что, не учится? А ремонт сам себя сделает? — Не кричи, пожалуйста...