Говорят, собаки слышат не уши, а сердцем. Моя Боня — рыжая дворняжка с белым «галстуком» на груди — всегда знала, когда в лифте едет «наш». Она вставала, как пружина, ещё до звонка: хвост — метлой, уши — локаторами, взгляд — прожектор на дверь. «Идёт», — сообщала она всем предметам в прихожей, и дом за секунду становился праздником. А потом однажды Боня не встала. Лежала на коврике, положив нос на лапы, и смотрела — не на дверь, а в сторону кухни, где я сидела с чашкой чая и тихим «ну вот». Это был самый честный разговор за все наши годы...

Звонок в дверь прозвенел коротко, как иголка — будто проверил, жива ли в доме тишина. На коврике уже оттаивали следы чьих-то ботинок: снег превращался в блёклые лужицы. На кухне шипел чайник, пахло мандариновой кожурой и свежим хлебом. Надежда вытерла руки о полотенце и крикнула в коридор, не скрывая улыбки: — Открой сама, Верочка! У меня руки в муке. Дочь вспорхнула из комнаты — тонкая, нервная, нарядная, как школьная тетрадь в новой обложке. Дверь распахнулась, и в прихожую шагнул юноша со скромным букетом...