Ольга чихнула так, что с люстры, казалось, посыпалась штукатурка. Старый дом бабушки в деревне Сосновка стоял заброшенным уже пять лет, с тех пор как не стало самой бабули, а теперь, когда и мамы не стало, Ольге пришлось приехать сюда, чтобы подготовить его к продаже. Деньги были нужны отчаянно: ипотека за крохотную студию в райцентре душила, а работа в местной библиотеке приносила копейки. Двадцать две тысячи рублей в месяц — вот и вся её финансовая стабильность. Она стояла посреди гостиной, держа в руках гвоздодер...

Тот вторник, которому суждено было разломить мою жизнь на две неравные половины, начинался до тошноты обыденно. Октябрь в этом году выдался промозглым, серым, вытягивающим все соки. Я, Елена Викторовна Смирнова, сорока пяти лет от роду, шла домой с работы привычным маршрутом: офис — магазин — дом. Сумки оттягивали руки. В левой звякал кефир и банка зеленого горошка «по акции», в правой лежала охлажденная курица, которой предстояло стать ужином, и килограмм картошки. Спина ныла. Это была знакомая, родная боль в пояснице — результат двадцати лет сидения над бухгалтерскими отчетами...

Солнце уже спряталось за высоким забором, но в гостиной было душно. Воздух стоял тяжелый, неподвижный, пахнущий старой полированной древесиной, воском для паркета и тмином из хлебницы. Не жарой от плиты — ее Галина Петровна выключила ровно час назад, — а тем особым теплом, что накапливается в домах, где окна открывают редко и по расписанию. Стол, огромный, дубовый, был накрыт с той безупречной, не терпящей суеты строгостью, которая всегда сковывала Юлю. Белоснежная скатерть с мережкой, салфетки в кольцах с вензелем «В» — Вячеслав, имя покойного свекра...