Поздно ночью в дачном посёлке вдруг раздался громкий грохот. В ворота профессора Константина Зубова колотили так, что, казалось, петли вот-вот вылетят. Перепуганные соседи выглядывали из окон, кто-то даже выскочил с ружьем - время послевоенное, неспокойное. А у калитки бушевал студент театрального училища. Когда заспанный профессор наконец открыл, перед ним на коленях стоял огромный парень. Он рыдал, бил себя в грудь и кричал: "Константин Александрович, отец мой родненький, прости! Прости меня дурака!"...

Тот вечер был таким… обычным. Идиллическим, даже. Именно это потом и ранило больше всего. Как будто жизнь решила показать мне сладкую открытку перед тем, как порвать ее в клочья. Я, Алина, стояла у плиты, помешивая соус для пасты. Чеснок и базилик шипели на сковороде, наполняя нашу маленькую кухню уютом. Из гостиной доносились звуки футбольного матча — мой муж Максим, как всегда, болел за свою команду, периодически вздыхая или одобрительно хлопая в ладоши. — Макс, накрывай, скоро готово! — крикнула я, снимая фартук...