Ох, милые мои, какой же ноябрь в тот год выдался тяжелый... Дождь мелкий, холодный, всё сеял и сеял. Грязь на дорогах была такая, что ни пройти, ни проехать, одна тоска липкая. И вот в такой-то денек, когда у самой душа не на месте, и пришла ко мне весть - не стало бабы Нины. Тихо ушла, во сне, будто свечка догорела и потухла. Сижу я у себя в медпункте, смотрю в окно на мокрые ветки, а перед глазами она стоит. Маленькая, сухонькая, в вечном своем ситцевом платочке, повязанном низко на лоб. Глаза у нее были как у ребенка - ясные, голубые, только подернутые пеленой долгой, молчаливой печали...

Гузель была права. Каждая новая «встреча» оставляла на душе Леси липкий, несмываемый осадок. Это было похоже на кражу. Она входила в чужое сознание, как в заброшенный дом, и выносила оттуда чужие страхи, потаённые слабости, грязные маленькие секреты. А потом Виктор Семёнович использовал это, и в мире происходило очередное маленькое зло, соучастницей которого была она. Леся начала понимать тётю Сару. Возможно, она не родилась сухой и озлобленной. Возможно, она тоже когда-то свернула не на ту тропу – просто чтобы выжить, чтобы защитить тех, кого любила...