Когда похоронная процессия расходилась, воздух вокруг будто провис. Не от дождя — от молчания. Тяжёлого, липкого, как мокрая земля на свежей могиле. Светлана стояла чуть в стороне — не потому, что так хотелось, а потому что её туда оттеснили. Мягко, почти незаметно, как мебель, которую переставляют и тут же забывают. Её брат Андрей стоял у креста рядом с вдовой отца — Маргаритой Платоновной. Да-да, вдовой. Её собственной мачехой, которой было всего сорок шесть. Младше отца на восемнадцать лет. Светлану передёрнуло...

— Ну и чего ты встала в дверях? Не пустишь отца с братом на порог? Или теперь, как барыней стала, родню знать не хочешь? Григорий Петрович, грузный, с красным обветренным лицом, по-хозяйски отодвинул Марину плечом и прошел в прихожую. За ним, шаркая стоптанными кроссовками, прошмыгнул Вовка. Брат выглядел как всегда: виноватая улыбка, бегающие глаза и запах дешевого табака, въевшийся в куртку. — Проходите, раз приехали, — Марина выдохнула, стараясь подавить раздражение. — Только обувь снимайте, у меня ламинат новый, светлый...