Дождь хлестал со всех сторон. Как будто кто-то сверху решил смыть с земли всё живое. Я стоял по щиколотку в грязи и повторял себе одно и то же: знал же, что именно здесь будет клад бабки. Знал, что вернусь, что не отступлю. И всё равно внутри щемило, это место было нехорошее. Деревня эта… даже деревней назвать трудно. Брошенное поселение старообрядцев, затерянное посреди тайги. По рассказам, все они тут и погибли — сами себя заживо закапывали в землянках, уходили в голодные затворы, будто спешили к своему Богу от мира, который считали скверным, дьявольским...

Тридцать лет брака похожи на длинный, бесконечный коридор, оклеенный старыми, привычными обоями. Ты знаешь каждую трещину, каждое пятнышко, каждый скрип половицы под ногами. Я знала Игоря лучше, чем он сам себя знал. Я знала, что по вторникам у него непременно случается изжога, если в котлетах чуть больше лука, чем положено по ГОСТу, который я вывела опытным путем еще в девяностых. Я знала, что по пятницам он превращается в ценителя старого кино, и к этому моменту на журнальном столике должен стоять пузатый бокал с коньяком и нарезанный тонкими, почти прозрачными ломтиками лимон...