Мои руки по локоть были в глине. Серая, податливая, тёплая — она слушалась меня, как никогда не слушался муж. На гончарном круге рождалась новая ваза, высокая и изящная, совсем не похожая на те приземистые кастрюли, в которых я варила супы для семьи двадцать три года. — Красиво получается, — сказала я сама себе и улыбнулась. Это была первая улыбка за целый день. А может, и за неделю. После развода улыбки стали редкими гостями на моём лице, но зато искренними. Не вымученными, не дежурными — настоящими...

Я возвращался из Крыма северной таврийской дорогой — по степи, от которой осталось одно лишь слово. Спаленная солнцем, пожелтевшая, как лихоманка, унылая, как холодный омлет. Мамаева конница прошлись по ней с юга на север и всякую растительную жизнь стерла в пыль. Степь сделалась мертвой, былье на опустевших полях торчало в мареве, словно скошенные кресты на погосте. Жара стояла за сорок. А в полдень наступал апокалиптический час — всякое подобие тени исчезало. Кусты вдоль шоссе — курам на смех,...