Ноябрь в этом году выдался злым, колючим. Он вцепился в город мертвой хваткой, принеся с собой не пушистый, сказочный снег, а ледяную крупу, которая больно секла по лицу. Ветер, словно голодный волк, завывал в щелях старых оконных рам, пробираясь в крохотную "однушку" деда Матвея и выстуживая из нее последнее тепло. Старик сидел на продавленном кухонном стуле, кутаясь в выцветшую, местами протертую до дыр шерстяную кофту. Эту кофту вязала еще его покойная жена, Верочка. Он помнил, как она, смеясь, говорила: "Носи, Илюша, она тебя греть будет, когда меня рядом не станет"...

Лариса проснулась от того, что горло словно наждачной бумагой изнутри выскребли. Голова гудела, температура явно поднялась за ночь. Она потянулась к тумбочке за телефоном — половина седьмого утра. Можно было бы еще полежать, но откуда-то из глубины квартиры уже доносился знакомый металлический звон кастрюль. Свекровь встала. — Лариса! — голос Нины Петровны прорезал утреннюю тишину острым ножом. — Ты долго там собираешься валяться? Завтрак сам себя не приготовит! Лариса зажмурилась и попыталась сглотнуть — больно...