Лена сидела на кухне и смотрела в чашку. Кофе остыл давно, но она всё равно держала её в руках. Руки дрожали. — Лена, ты что молчишь? — Алексей стоял в дверях, галстук в руке. — Опаздываю же. Она подняла глаза. Сорок лет вместе. Сорок! А он стоит и говорит про опоздание. — Знаю я про твою Наташу. Галстук выпал из рук мужа. — Что ты... о чём вообще? — Не ври. Вчера Вера видела вас в кафе на Пушкинской. Держались за руки. Алексей побледнел. Сел на стул напротив. — Лен... — Не надо объяснений! — голос сорвался...

Я была всего лишь горничной, пока не нашла портрет своего мёртвого отца в кабинете самого могущественного человека в городе. — Сэр, а почему мой папа изображён на этом портрете? — дрожащим, едва слышным голосом, в котором смешались страх и отчаянная надежда, спросила юная Эмили Картер. Её тонкий палец, обычно привыкший лишь бережно смахивать пыль с дорогих безделушек, был теперь направлен на массивную картину в позолоченной раме, гордо висевшую за массивным дубовым письменным столом. Казалось, сама воздушная пыльца в солнечном луче замерла, застигнутая врасплох этим дерзким вопросом...