Это было недавно, это было давно. Но как же давно, живы ещё очевидцы этих тяжёлых годин, кто видел, прочувствовал и оставил все в памяти, как неприкосновенный запас, словно сакральное знание, что нельзя никогда утерять. "... Мне мама моя рассказывала, во время войны, ей было лет 8-9 тогда, через их село постоянно шли беженцы. И её мать (моя бабушка) их часто брала на ночлег и кормила. Тарелку супа, кусок хлеба, кружку молока, что сами ели, то и им. Моя мама тогда спросила, почему ты их кормишь, у нас лишнего то нет, в семье дети, отец воюет. На что бабушка ответила: дочка, дай Бог дать, не дай Бог просить." Сам не слышал подобного, но встретил в инете следующие, что прямо красной нить прошло сквозь и меня и оставило след. Подобный клейму на теле каторжника. Жжет и напоминает, что должен быть КТО, а не ЧТО. Помнить кто ты, откуда и зачем здесь. Без постоянной памяти об этом, все, жизнь, дела, мечтания ... становится неестественным и невыносимо бременем. Бессмысленной рутиной и тягомотиной от первого вздоха и до последнего. Итак: "... Шел я в декабре по набережной. Навстречу босяк. Дай, говорит, алтын. Я поленился расстегивать свитку. Бог, отвечаю, подаст. Иду дальше, слышу — плеск воды. Возвращаюсь бегом. Оказывается, нищий мой в проруби утопился. Люди собрались, пристава зовут С того дня, — заканчивает Шевченко, — я всегда подаю любому нищему. А вдруг думаю, он решил измерить на мне предел человеческой жестокости." /Тарас Шевченко из дневника/