– Мама, у нас будет ребенок! – Максим ворвался в кухню, где Анна Петровна готовила ужин. Лицо у него светилось от счастья. Анна Петровна замерла, держа в руках половник. Картошка в кастрюле булькала, но женщина словно не слышала. – Что ты сказал? – Виктория беременна! Представляешь, мам, я буду папой! Половник со стуком упал на плиту. Анна Петровна медленно повернулась к сыну. – Рано еще. Не устроились толком, где ребенка растить будете? Максим растерялся. Он ожидал радости, поздравлений, а вместо этого получил холодный душ...

Кухонный свет был тусклый, будто старел вместе с домом. Жёлтый, дрожащий, он не освещал — он только обозначал: здесь ещё живут. На столе стояли две чашки — одна с засохшими следами чая, другая — пустая, но с вмятиной на боку, как шрам на чужом лице. Холодный хлеб в пакете, рассыпанная соль. И полное молчание, прерываемое лишь тихим поскрипыванием табурета, на котором он сидел. — Ты опять выпил? — спросила она не резко, но как-то устало, будто это был не вопрос, а диагноз, поставленный уже в десятый раз подряд...