Задали ему, то бишь Михасю, «Скажи ка, дядя…». Решил учить в воскресенье. Беспощадное яркое утреннее солнце било лучами в наши окна. Гулять хочууууу! Там осень заканчивается! Последние листья ловить в ладони. Насмотреться бы на то, что ангел сегодняшнего дня нарисовал на небесах, воздух понюхать, а тут уроки. Яжмать. Делать нечего. Плетусь к сыну в комнату. Бужу. - Ну нет!-ворчит медвежонок- Воскресенье! Вообще не встану! Зову Серегу. Вместе вытягиваем из-под одеяла, орущую субстанцию, на которую столько надежд возложено...
Ночная пала тень. Прилег вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус. И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой. И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте же под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой...