— Света, ну скажи честно — разве это справедливо? — голос Надежды Ивановны дрожал от возмущения. — Твой отец квартиру подарил, а про Настю даже не подумал! Светлана поставила чайник и обернулась к матери. За двадцать семь лет жизни она выучила все интонации этого голоса. Сейчас мать готовилась к одной из своих коронных лекций о справедливости. — Мам, это квартира от моего отца. Почему он должен думать о Насте? — Потому что мы семья! — Надежда Ивановна воинственно выпрямилась. — Настя ведь тоже моя дочь...

Иногда самые страшные слова звучат шёпотом. А иногда — громогласно, с триумфом в голосе, с блеском в глазах, как будто сказавший торжествует. Вот тогда боль особенно ядовита. — Наконец-то избавлюсь от этого мусора. Голос Тамары Николаевны прозвучал с таким довольством, будто она выносила невестку не из своей жизни, а мешок тухлой картошки с червями. Я замерла на пороге кухни. Нет, не от неожиданности — скорее, от того, как легко и буднично она это сказала. Без гнева. Без ярости. Просто — мусор. Как факт...