Я была всего лишь горничной, пока не нашла портрет своего мёртвого отца в кабинете самого могущественного человека в городе. — Сэр, а почему мой папа изображён на этом портрете? — дрожащим, едва слышным голосом, в котором смешались страх и отчаянная надежда, спросила юная Эмили Картер. Её тонкий палец, обычно привыкший лишь бережно смахивать пыль с дорогих безделушек, был теперь направлен на массивную картину в позолоченной раме, гордо висевшую за массивным дубовым письменным столом. Казалось, сама воздушная пыльца в солнечном луче замерла, застигнутая врасплох этим дерзким вопросом...

«Тишина после крика — самая громкая. Вы стоите в пустой комнате, а в ушах всё ещё звенит от слов, которые резали как стекло. Он клялся быть вашей крепостью. Почему же теперь его голос превращается в оружие?» Я помню тот момент, когда впервые не узнала человека напротив. Его глаза, обычно теплые и понимающие, заволокло холодной яростью. Руки, которые обнимали с такой нежностью, сжались в кулаки. И голос — тот самый голос, что шептал слова любви, — превратился в оружие, от которого хотелось спрятаться...