Он выходил на сцену, как будто из ниоткуда — из какой-то другой, более плотной материи, где жест весит больше слова. Казалось, его движения идут не от тела, а от внутреннего жара, который прожигает кожу. Когда он поднимал глаза, зал замирал. Не из-за славы, не из-за звёздности — а потому что в этот момент реальность сжималась до точки, где оставались только он и правда. Геннадий Бортников не играл — он существовал. В советском театре, где всё было регламентировано — от жеста до взгляда, — он позволял себе быть живым...

Он может не писать, не говорить, не показывать — но это не значит, что вы стерлись из его сознания. Есть особая тишина между двумя людьми, где слова уже ничего не решают, а всё сказано энергетически. Вы для него — не просто человек из прошлого или кто-то мимоходом. Это связь, которая не отпускает, потому что она не завершена. В его мыслях сейчас идёт борьба: между желанием отпустить и страхом потерять навсегда. Между гордостью и тягой. Между разумом и тем, что чувствует сердце. Спасибо большое...