Баргузин - очень многозначительное слово, и одним из самых известных его значений можно считать баргузинского соболя. Местная порода - эталон: баргузинов отличает очень мягкий тёмный мех, и потому их шкурки особенно ценятся. Когда-то соболь, зверёк семейства куньих раза в 2-3 покрупнее крысы, водился по всей евразийской тайге. Но в Скандинавии он исчез уже в 17 веке, в Европейской части России - в начале 19-го столетия, да и в Сибири вполне мог пропасть. В Забайкалье 18 века жило около 200 тысяч соболей, но к началу ХХ века по тайге хоронилась их дай бог пара дюжин. Спасением соболя руководил натуралист Георгий Доппельмаир, несколько лет водивший экспедиции на Баргузинский хребет, по итогам которых в январе 1917 года (!) был создан первый на территории России Баргузинский заповедник. Еак и всякий маленький зверь, соболь плодовит, и уже к середине ХХ века его численность восстановилась. Сейчас меха, конечно, как-то подзатерялись на фоне нефти, руд, алмазов или байкальской воды, и тем не менее их добыча продолжается, причём продажа соболёвых шкурок, - около 700 тыс. штук в год со всей Сибири, - в разы превышает квоты и лимиты. Однако происходит это уже не первое десятилетие, да и все таёжники в то лето в один голос жаловались нам, что пушной промысел утратил смысл, а закупочные цены стали такими, что едва отбивают матчасть. В заполярных Кюсюре и Жиганске местные охотники продавали соболиные шкурки (а якутский соболь - по сути тот же баргузин) богатеньким туристам Ленского круиза за смехотворные 3000 рублей. Так что весьма вероятно, что официальная численность соболей изрядно занижена, а кому-то очень выгодно держать половину рынка в нелегальном положении. Живого баргузина я видел визит-центра заповедника в кругобайкальском Танхое, и даже с виду он очаровательно пушист.