«Когда открыли завещание, я не сразу поняла, что это было — ошибка или удар в спину…» Дом наполнился тишиной сразу после ухода последних поминальных гостей. Как это часто бывает, опустевшие комнаты загудели в голове глухим эхом — не столько от звуков, сколько от внезапной пустоты. Словно кто-то снял старую шаль с плеч, и ей стало зябко — не телу, а душе. Мария Тимофеевна стояла в прихожей, прислонившись к дверному косяку, как к берёзе на родительском кладбище, и смотрела на свои руки. Они пахли укропом и холодцом...

Первым, что почувствовал очнувшийся Влад, был холод. Противный, отвратительный холод, пробравшийся, казалось, не только под одежду и под кожу, но добравшийся уже до самых костей. С сорвавшимся, непроизвольным стоном, настолько шокирующим были эти первые ощущения, он сгруппировался, поджав как можно сильнее и руки и ноги. Тут же его стала бить крупная, просто неуправляемая дрожь. Машинально он пошарил руками вокруг себя в поисках одеяла, но ничего не нащупал, кроме плоской, гладкой поверхности. Понял, что лежит не в кровати, а где-то на полу...