Помнишь маленьких калиток скрипы, Колдовской шиповник там и тут? Мне уже не спится. Это липы В переулках Павловска цветут. Мне уже не спится. Это ели Стерегут кого-то за прудом… Хочешь, мы на будущей неделе Переедем в прошлогодний дом? Он зарос жасмином и сиренью, Окунул в боярышник лицо, Круглый клен разломанною тенью По ступенькам всходит на крыльцо. И никак не мог бы отыскать я Той крутой тропинки под овраг, Где мелькало голубое платье, Мотыльком раскачивая мак. Вот и парк! Как...

– Лариса Андреевна? – бархатный мужской баритон в телефонной трубке прозвучал так неожиданно и интимно, что она вздрогнула, едва не выронив чашку с утренним кофе. – Простите за столь ранний звонок. Вы меня, конечно, не помните. А я... я вас помню всю свою жизнь. Лариса Андреевна замерла. За окном сеял мелкий нижегородский дождь, серые фасады домов на проспекте Ленина казались особенно унылыми. А этот голос, глубокий и обволакивающий, словно принадлежал другому, солнечному миру. – Кто это? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал строго и недоступно...