Кресло приняло ее шестьдесят пять лет с равнодушным скрипом. То самое, в котором она баюкала детей, штопала мужу носки и смотрела в окно, ожидая. Всегда чего-то ожидая. Андрей вошел в комнату с подносом. Два бокала, бутылка игристого. Его лицо было праздничным, правильным. Как и вся его жизнь. — С юбилеем, Вера. Она не ответила, только смотрела на узор ковра. Ворсинки сбились в тропинки — от кресла к двери, от дивана к телевизору. Маршруты ее жизни, вытоптанные за сорок лет. — Ты чего? — его голос стал чуть встревоженным...

Роман брёл через сугробы, проваливаясь в снег по колено. Мужчина абсолютно не понимал, где находится. Метель мела так сильно, что застилала всю видимость, огораживая Роман белой плотной простыней крупных снежинок. Он не видел ничего на расстоянии вытянутой руки, но упорно шел вперед и почему-то было страшно, очень страшно. Этот страх был неосязаем, непонятен и шел из самой глубины сердца. По мере того, как Роман шел, страх нарастал. Может быть от того, что мужчина не понимал, куда идет. А может потому, что знал, что там - впереди ничего хорошего его не ждет...