Эдуль Мунши проплыл мимо нее в коридор, распевая на собственный лад рождественский хорал:    — «Поутру в день Рождества я видел двух грузчиков, они к нам шли, они к нам шли поутру…»    — Что за чушь ты поешь?    Куми в то утро была раздражена, подавлена и вовсе не расположена терпеть дурацкие шутки. Рождество всегда пробуждало в ней воспоминания о католической школе, где прошли самые счастливые годы ее изувеченного детства; она с радостью отказалась бы от милых воспоминаний, если бы могла забыть и пережитую боль.    За шесть недель до Рождества школьный хор начинал готовиться к концерту, на который приглашались родители...

С самого утра перед рождественской ночью в нашем селе стали происходить дивные вещи. У деда Губаря ни с того ни сего пошли часы-ходики. Месяца два молчали. Дед и груз к гирьке добавлял, и керосином смазывал – без толку. А сегодня утром смотрит – кот, нарисованный на часах, глазами забегал! Еще: курица бабы Сахнихи запела петухом. И Сахниха вернула нам долг. Вчера накормила кур гречневой крупой, чтобы лучше неслись, а наутро эта курица стала перед бабой и грянула таким «кукареку!», что у той мурашки по спине забегали. Баба Сахниха перекрестилась, отрубила курице голову и отдала маме четыре рубля...