Город просыпался медленно, словно нехотя, укрытый лёгкой дымкой утреннего тумана. На центральной улице, где ряды аккуратных домов с резными ставнями чередовались с богатыми особняками, уже слышался звон посуды и деловитые шаги прислуги. Но всего в десяти минутах ходьбы оттуда лежала совсем иная сторона жизни — узкие улочки с облупившейся штукатуркой, дворами, где сохли бельё и пахло дешёвым супом. Там жила Анна — тонкая, светловолосая девушка с ясными глазами, в которых, несмотря на усталость, горел тихий свет...

― Вика, иди кушать. Остынет же. Вика ничего не ответила. Только поправила капюшон, чтобы еще сильнее закрыть лицо. И продолжала смотреть в окно. В группе ее не боялись ― тут были дети, которые били других просто потому, что те спали на их кроватях. Вика никого не трогала. Не кричала. Не жаловалась. Но к ней не подходили. Говорили шепотом: «Она не как все. Слишком взрослая». А воспитатели за спиной добавляли: «И слишком сломанная». Она появилась в приюте поздней весной. Не кричала, не плакала, не просилась обратно...