Танечка, Танюшка, Татьяна... Никогда девочка не слышала в свой адрес таких слов, её называли только Танькой! Танька, подай! Танька, помой! Танька, накорми скотину! Танька, Танька, Танька... И мать, и отец, и бабушка постоянно орали и приказывали. Таня даже подумывала: а уж родная ли она им? Может, взяли из детдома, а теперь гоняют и в хвост, и в гриву? Таня даже как-то спросила у бабушки, когда та была в хорошем настроении: - Баба, а я вам родная? Почему меня никто не любит? За что получила бабкиной клюкой по спине: - Ах, ты, зараза! Ростишь вас, ростишь, а вы неблагодарные!...

Татьяна ненавидела беговую дорожку. Эту чёртову резиновую ленту, которая ехала под ногами и заставляла её задыхаться, как загнанную лошадь. Дмитрий стоял рядом и считал: – Ещё минута. Давай, Татьяна Борисовна, не сдавайся. Татьяна Борисовна. Как в поликлинике. Хотя ей всего сорок девять. Сорок девять, Карл. А Дмитрий младше на пятнадцать лет. И почему-то смотрит на неё не как на пациентку, а как на женщину. Странно это всё. Татьяна соскочила с дорожки. Вытерла лицо полотенцем. Села на скамейку и вспомнила, как полгода назад не могла встать с кровати...