Шура всегда был феноменом, существом вне правил и вне рамок. В 90-е, когда российская эстрада ещё жила по законам старой школы — лакированные костюмы, залитые лаком причёски, пафосные баллады о вечной любви, — он ворвался словно пришелец. Худой, остриженный, без передних зубов, с голосом, в котором хрип смешивался с нежностью. Он пел простые, даже наивные песни, но делал это так, что весь зал взрывался. Его «Холодная луна» или «Ты не веришь слезам» знали все, от школьниц до бабушек. Шура был символом свободы...

Стук в дверь заставил молодого мужчину оторваться от этюда, который он набрасывал акварелью на стене коридора, и вздрогнуть. Он не ждал гостей. Брать трубку не хотелось, но в такой час звонок мог быть только от его тети Ольги Тимофеевны, а ее лучше не игнорировать. Борис глубоко вздохнул и открыл дверь: — Да? — Здра-а-авствуй! — тетя нарочито пыталась подражать голосу девочки-подростка. — Тетя, я занят. Может, в другой раз? — Ты всегда так говоришь. Боренька, это уже просто невежливо! Я ведь тоже волнуюсь! Бориса охватило раздражение...