Утром Ася ушла рано, она пошла в лес за кореньями и рябиной, оставила записку Маше, что скоро будет. А у Маши начались рабочие будни, номер, который дала Ася посетителям разошелся по городу с молниеносной скоростью и теперь телефон не замолкал. Генератор теперь работал чаще обычного, а Маша за пол дня исписала три листа, помня, что 14-е и седьмое трогать нельзя.  Ася вернулась раскрасневшаяся от прогулки и морозного ноябрьского воздуха. Ася пришла и поставила корзинку. - Добрый день. Маш, как спалось? - Тяжело, после всего...

Все началось с чашки. Вернее, с липкого, коричневого кольца, которое она оставила на белой столешнице из искусственного камня. Я вытирала ее уже в третий раз за утро, а она появлялась снова, как упрямое родимое пятно. Лёшкино клеймо. Знак его присутствия в моем идеальном, выстроенном по линеечке мире. — Лёш! — мой голос, как я и хотела, прозвучал не раздраженно, а устало-заботливо. Это был мой фирменный тон, отточенный годами материнства. Тон праведной мученицы. — Ты опять поставил чашку без подставки!...