Родион стоял на крыльце своей дачи и смотрел на детскую пустышку. Розовую, затёртую. Поднял её с половицы, когда открывал дверь. Детей у него не было. Дача стояла в Сочи, а он жил в Туапсе — приезжал раз в квартал. Это был его дом. Он строил его сам, два года клал брус, тянул проводку, шлифовал полы. Пустышку сунул в карман и толкнул дверь. Внутри пахло табаком, детским кремом, чем-то прокисшим. На столе — пустые пакеты от чипсов. На диване — бурое пятно. В раковине — гора тарелок. А на стене, над диваном, детский рисунок маркером...

Новый сорок четвертый год стоял на пороге. Зима морозная выдалась в этом году. И снегу навалило, да надуло под самые окошки. Борька наладил на салазках тут кататься. - Гляди у меня, грозилась Ольга, разобьешь стекла, будем в холоде сидеть. Борька только смеялся в ответ. До стекол то салазки все равно не достают. А так он горку накатал, далеко салазки катятся по накатанному снегу. И мороз ему нипочем. Только вот валенки до дыр протерлись уже, да и малы становятся. Он уж к дедкиным примерялся, да шагнуть в них не смог...