- Сирый, ты спишь? - Участковый Максимов проснулся, когда сквозь щели двери в землянку уже проникал утренний свет. В землянке похолодало, а очаг потух. - Сирый! Но Максимову так никто и не отозвался. "Что за черт? - подумал участковый. - Куда мог деться каторжанин? Не похоже на него." Участковый сел на нарах, осторожно опустив сломанную ногу вниз. Она тут же налилась тяжестью, а затем и болью. Лодыжка распухла, и вся стопа посинела от кровоизлияния. О том, чтобы надеть сапог, теперь не могло быть и речи...

– Эх, Клава, гульнём скоро и на твоей свадебке!  Село тонуло в песнях и плясках. В поля выходить ещё было рано, ещё не схлынули талые воды, ещё шли дожди. Играли уж третью свадьбу за эту весну. Свахи и сватьи под переливы гармошки носили всем на обозрение девичьи рубахи да простыни – верное свидетельство непорочности.  Головы у всех гудели, только и разговоров было, что про жениха и невесту.  – Эх, Клава, гульнём скоро и на твоей свадебке! – невестка Дуся подскочила к столу, налила себе квасу, – Пошли плясать, чего сидеть-то! Ладно уж, не кисни...