ВСТРЕЧА Дождик сеял. По просёлку шёл я лесом. Тёмен лес. Мокрой хвоей пахнут ёлки, сосны встали до небес. В тишине кукушка слабо счёт ведёт моим годам, и утробно стонут жабы по оврагам и кустам. Вечереет. Быстро меркнет свет закатный между туч, и вдали макушку церкви освещает бледный луч. Похожу… Чудно и тихо, — ни ограды, ни креста… Смотрит грустная лосиха на меня из-за куста. Головой лосёнок шаткий мне кивает у двери. Одинокая лампадка зыбко теплится внутри. Верхний чин иконостаса паутиною увит. На коленях перед Спасом богомолица стоит. Беден вид холстины грубой, в чёрном плате голова, и с любовью скорбной губы шепчут скорбные слова. Миг святой! Храню доныне ту молитву в сердце я: — Возвращайся к людям, Сыне, как им горько без Тебя!

Встреча Дождик сеял. По просёлку шёл я лесом. Тёмен лес. Мокрой хвоей пахнут ёлки, сосны встали до небес. В тишине кукушка слабо счёт ведёт моим годам, и утробно стонут жабы по оврагам и кустам. Вечереет. Быстро меркнет свет закатный между туч, и вдали макушку церкви освещает бледный луч. Похожу… Чудно и тихо, — ни ограды, ни креста… Смотрит грустная лосиха на меня из-за куста. Головой лосёнок шаткий мне кивает у двери. Одинокая лампадка зыбко теплится внутри. Верхний чин иконостаса паутиною увит. На коленях перед Спасом богомолица стоит. Беден вид холстины грубой, в чёрном плате голова, и с любовью скорбной губы шепчут скорбные слова. Миг святой! Храню доныне ту молитву в сердце я: — Возвращайся к людям, Сыне, как им горько без Тебя!