Дом встретил их тишиной. Не той, благостной и расслабляющей, а плотной, как ватное одеяло — спертая, затхлая, с запахом старого дерева и чего-то слегка прелого. Пахло, как в сундуке, где хранили зимнюю одежду, — смесь нафталина, времени и чего-то личного. Словно сам отец все еще был где-то здесь, просто отошел в соседнюю комнату. Анна первой вошла в дом. На пороге задержалась на секунду, бросив взгляд на табурет у двери — на нем всегда стояла авоська с газетами. Теперь пусто. Она сняла ботинки аккуратно, как будто боялась потревожить...

Огонь ушёл, а холод остался жить. Так я понял простую вещь: сгорел не дом — сгорела возможность сказать «мы». Всё, что осталось у меня — моё имя, мои инструменты и то, что сильнее страха: подпись, которую я поставил внутри себя, когда брался за работу. Контракт это не бумага. Контракт — это я. Один это когда за твою подпись больше некому отвечать. Москва навылет 6. Начало тут Первая ночь на улице всегда ошибается — думает, что человек мягкий и сломается. Я сел на корточки у пепелища и знал что у меня была пила, топор, лопата, багор...