Алена считала деньги третий раз. Пятьдесят тысяч. Из двухсот тридцати четырех нужных на ремонт машины. Руки дрожали от злости. За год — всего пятьдесят тысяч! А ведь откладывали с каждой зарплаты, урезали себя во всем. — Мам, можно я новые кроссовки попрошу? — Максим стоял в дверях, теребя край футболки. — Эти совсем развалились. — В следующем месяце, солнышко, — Алена погладила сына по голове, стараясь улыбнуться. — Потерпи немного. Телефон завибрировал на столе. Денис. Голос у мужа был виноватый, но решительный: — Алён, мама звонила...

Я не спала всю ночь. Опять. Тридцать девять и два. Цифры на экране градусника кажутся мне сейчас единственной реальностью в этом размытом мире бессонных ночей. Я сижу на краю детской кровати, и мои пальцы автоматически поглаживают горячий лоб дочери. Кира ворочается во сне, её дыхание прерывистое, губы сухие и потрескавшиеся. — Мама…, — её голосок, обычно такой звонкий, сейчас хриплый и слабый. — Я здесь, солнышко, — шепчу я, поправляя одеяло. Мои веки тяжелые, словно налитые свинцом. Нашей малышке всего три года, а она уже знает на вкус все детские сиропы от жара...