Зима, 1938 год. ГУЛАГ. Тайга. Лагерь спал. Ветер тянулся по крышам бараков, завывал в щелях, стучал в пустые окна, заставляя тонкие стёкла дрожать. Где-то внизу, в тёмной зоне, люди, измождённые работой, лежали на нарах, цепляясь за каждую крупицу тепла, за каждый глоток спертого воздуха. Там, за колючей проволокой, тайга дышала холодом, бескрайняя, безмолвная. Там — смерть. Но в доме начальника лагеря было тепло. Жирное, плотное тепло от печи, от пропитанного самогоном и мясом воздуха, от запаха человеческого тела...

Им отвели крошечную комнату в старом бараке. Стены из потемневших от времени брёвен, низкий потолок, по углам висит паутина. В углу узкая лавка, покосившийся стол, на котором пламя одинокой свечи отчаянно боролось с тьмой. Окно забито досками, щели заткнуты ветошью, чтобы не дуло. Холод пробирался сквозь стены, но в этом убогом углу было тепло – потому что они снова были вместе. Лида ворвалась в комнату, едва дверь скрипнула, бросилась к Андрею, обхватила его руками, уткнулась лицом в грудь, сжимала, как боялась, что он снова исчезнет...