Я терпеть не могу, когда в мой дом заходят без стука — ни в буквальном, ни в переносном смысле. Когда кто-то, будь то соседка, старая подруга или, что особенно бесит, родственник, решает, что моё личное пространство — это общежитие с полным пансионом. Где можно выспаться на чужих подушках, поесть из моего холодильника, поплакать в мои уши, повесить свои проблемы, как мокрое бельё — на мою шею, и потом ещё обидеться, что я не встречаю с объятиями и не вытираю их слёзы бархатным платком. И хуже всего — когда это делают свои...

Когда Андрей, не поднимая глаз от пола, пробормотал: «Зоя, ну пойми, маме сейчас тяжело…», я почувствовала, как реальность треснула. Не просто поскрипывая, а с хрустом, будто по ней прошлись киркой. Пальцы сами вцепились в край стола, ногти впились в древесину так, что та жалобно скрипнула. В груди что-то дрогнуло, будто старое окно под напором ветра, и вдруг — хлёстко, больно — внутри сорвался какой-то рычаг. Эта фраза прозвучала как плевок в лицо, как ржавая гвоздь, которую вбили в крышку гроба моего терпения...