Ночь была похожа на тонкий фарфор: стоит неосторожно задеть — и посыплются осколки. Во дворе стыло, лифт по-стариковски стонал на этаж ниже, а в кухонной щели меж стеной и дверью торчали две чайные ложки — смешно и страшно одновременно. Она вставила их крест-накрест в сердцевину замка, подвинула комод к двери детской, проверила цепочку, словно врач — пульс, и, прикрыв глаза, шепнула: — Господи… я ведь обещала себе жить иначе, чем мама. Пар над кастрюлей уже не шел — суп остыл, на поверхности стянулась тонкая пленка, похожая на лед во дворовой луже: чуток дунь — и треснет...

Свекровь выставила меня за дверь, оставив с малышом на лестничной площадке, а супруг предпочел укрыться в комнате с новой пассией. Я стояла на холодном полу, прижимая к себе сына, абсолютно не представляя, что делать дальше. Я пыталась осмыслить случившееся, но разум отказывался принимать реальность. Эта самоуверенная семейка даже не подозревала, к кому я осмелюсь обратиться за помощью в столь поздний час. Они и представить не могли, кто приедет, чтобы разобраться с этим беспределом и заставит их пожалеть о содеянном...