Настенька дремала. Степанида бережно прикрыла её своею шалью. Вздохнула: - Знаю я, Алёша, что мой Григорий Панкратович будет рад девчушке, да и Катенька твоя всем сердцем полюбит Настю, станет заботиться о ней, как о родной дочушке… Да только не вспомнили мы с тобою, Алексей Гордеевич… не вспомнили мы, что у Насти мать родная есть… Алексей свёл брови: - Не о чём вспоминать, сестрица Степанида Гордеевна. С котёнком либо со щенком не годится так-то поступать… – как Софья с дитём родным сделала. Ладно...

Алексей Гордеевич обнял дочерей. По очереди поцеловал пахнущие горьковатой ромашковой нежностью макушечки. Улыбнулся: косы у Натальюшки и Сашеньки – тёмно-русые… И венки из ромашек – обеим к лицу. -Дочушки мои!.. Вот как соскучился батянечка – в разлуке-то. Что ж вы, хорошие мои, – слушались ли маманюшку? Жалели ли её, не огорчали? Прилежно ли учились кройке да шитью? Наталья метнулась к сундуку, достала льняную косоворотку – белее снега, праздничную… а ворот и низ расшиты узорами красными. Бережно приложила к батянечкиной груди, перевела дыхание: - Впору...