Светлана Ивановна расставляла на столе краски для яиц — как делала каждую Пасху последние тридцать лет. Красные, жёлтые, зелёные баночки, кисточки, салфетки. На плите остывали яйца, сваренные в луковой шелухе — дедовским способом. — Мама Света, это пережитки прошлого, — заявила невестка Оксана, заглянув на кухню. — Мы с Андреем в церковь не ходим. Зачем нам эта показуха? И ушла в комнату, оставив свекровь с полным набором для семейного праздника, который, похоже, праздновать будет некому. Раньше вся семья собиралась красить яйца — смеялись, спорили, кто лучше нарисует, фотографировались...

Похоронка пришла в четверг. Таким же серым и безысходным, как и все предыдущие дни той бесконечной военной осени. Но на следующий день в селе Озерки судачили не о смерти Ивана Волкова, а о его вдове. «Смотри-ка, Анка, и слезинки не проронила! Каменная!» Они не знали, что её молчание было громче любого крика, а жестокость — единственной броней, чтобы спасти сыновей. Они не могли и представить, что растопить этот лёд суждено хрупкой девушке, которая боялась её больше, чем войны. Она пришла в четверг...