Тишина, повисшая в комнате после ультиматума Ольги, была густой и тяжёлой, как бархатный занавес в старом театре, скрывающий за собой либо трагедию, либо триумф. Тамара Игоревна, с её лицом, искажённым гневом, напоминала свергнутую королеву. Дима, бледный и растерянный, метался взглядом между двумя самыми важными женщинами в его жизни. Это был его выбор, его момент истины. — Мама, — наконец выдавил он, и голос его был хриплым. — Я думаю… тебе лучше пойти. Тамара Игоревна задохнулась от возмущения...

— Я понимаю, вы меня совсем не знаете, — Тамара Михайловна сделала паузу, внимательно смотря в глаза Катиной маме, Елене. Если вот так смотреть и кивать, то человек думает, что ты и правда на одной с ним волне. — Я чужой человек, ворвалась к вам, сижу на вашей уютной, милой кухне, а вы не понимаете, чего я хочу, не доверяете мне… Я бы тоже так настороженно отнеслась к незваной, уж что тут говорить, гостье. Но если Катя следит за соревнованиями по гимнастике, то должна знать и Друзову, и Пантелееву, и Арнакову в конце концов! Это всё мои воспитанницы, прекрасные девочки, большие умницы...