Хлеб жёг ладонь. Шестилетняя Маша сжала кусочек в кармане, глядя на спящую сестрёнку Олю. Ледяной шёпот матери пронзил тишину: «Хочешь выжить? Оставь её. Она – смерть». Машино сердце остановилось. Оля сладко всхлипнула во сне, потянувшись к ней своей маленькой, холодной ручкой. Ленинград. Октябрь 1941 года. Город, еще не ставший ледяным саркофагом, уже сжимался в тисках голода. Воздух был густым от запаха гари, дегтя (от бочек с водой на крышах) и чего-то невыразимо тяжелого – страха. Он висел...

Клятва дана у свежей могилы. Клятва мести. Клятва крови. Вера стояла над раскрытой раной земли, где лежал её муж, и шептала слова, от которых стыла кровь в жилах: 'Найду. Убью.' А потом — тишина. Только вой ветра да хруст снега под сапогами убийцы, который, она знала, ещё дышит где-то рядом. И смотрит. И ждёт. Холод. Он въедался в кости, глубже горя, острее ножа. Январь 1946 года выдался лютым, словно сама война, только что отползшая на запад, выдохнула на израненную землю последний ледяной стон...