На окнах решетки. Как в тюрьме. В голове словно что-то вяжущее, липкое, противное. Мысли возникают и тотчас тонут в этом киселе. Нужно что-то вспомнить. Что? А ведь скоро снова ночь. А я так не хочу закрывать глаза. - Саша, Саш! Могу я вас так называть? Мягкий, но настойчивый голос выдергивает из тумана мыслей. Я часто моргаю, чтобы прийти в себя. Белые стены, белый потолок, с которого льется холодный свет, мужчина в белом медицинском халате. - Простите, - бормочу я и хлопаю себя по щекам. – Вы что-то спросили? - Как долго у вас это длится? – врач рассматривает меня поверх очков...

— Что ты видишь? — любопытствую сквозь тишину заката. У Виоля глаза цвета замутнённого хрусталя. Он смотрит вдаль на кружевные кроны, и лицо друга слабо сияет. — Будущее других. Рассказать не проси, у меня правило: не спойлерить. — Как хочешь. От бетонного крыльца мёрзнет попа. За спиной — закрытый «храм знаний». Я болтаю ногами, и полоски на колготках мелькают туда-сюда: оранжевая, сиреневая, оранжевая, сиреневая. Нам по четырнадцать, а кажется, что все сто. Оттого, может, и прогуливаем классы: чему там научат? — Какое тебе выпало зрение? — спрашивает Виоль с неловким сочувствием...