«Сначала я хотела подарить им квартиру. А теперь — пусть подают на меня в суд» В кухне пахло картошкой. Не той — свежей, жареной с корочкой, как в детстве по воскресеньям, а пресной, размятой в серую кашицу, сваренной на воде. Зубы у Лидии Петровны ещё были, но уже не хотелось хрустеть. Ей вообще многое уже не хотелось, если честно. Но сегодня — другое. Сегодня у неё внутри что-то дрожало. Треснуло. Она стояла у окна, закутавшись в мягкий, старый кардиган, тот самый, в котором провожала мужа на похороны пятнадцать лет назад...

Меня всегда потрясало, с какой лёгкостью некоторые люди вторгаются в чужую жизнь, как будто у них есть на это особое право. Они не спрашивают, не объясняют, не советуются — просто объявляют: «Я так решил», и ждут, что ты послушно поднимешь руку в знак согласия. Это напоминает мне мою бабушку, которая в деревне однажды решила, что пора выдать меня замуж за сына соседки, не спросив ни меня, ни его. «Ты же девка хозяйственная, он парень работящий — не перебирай!» — сказала она тогда, хлопая меня по плечу, как будто я мешок с картошкой...

Когда-то, в другой жизни, когда волосы у меня были чуть светлее, а глаза смотрели в будущее с наглой надеждой, я верила, что самое трудное — это сдать диплом и устроиться на первую работу. Мне казалось: вот выйду из маминой квартиры с облупленными обоями и вечно занятым чайником, заживу с любимым человеком — и всё встанет на свои места. Представлялось утро в солнечной кухне: я в его рубашке, босиком, варю кофе с корицей, ставлю чашку на подоконник, рядом — вазочка с вишнёвым вареньем, он приходит, целует в шею, а с книжных полок пахнет сушёным базиликом и мечтами...