Кухня тонула в мягком полумраке. Лампочка под абажуром не горела — Марина предпочитала слушать тьму. За окном висела неподвижная зимняя ночь: снег лениво кружился в свете фонаря, будто медлил коснуться земли. На столе, в полумраке, поблёскивала кружка с остывшим чаем, на блюдце — ломтик лимона, сморщенный и почти прозрачный. Она сидела, подперев щёку ладонью, и слушала. Слушала тиканье старых настенных часов, которые достались ей от бабушки. И — сквозь стены — голоса. В соседней комнате муж тихо говорил по телефону...

Дверь поддалась с оглушительным треском, отлетая внутрь и ударяясь о стену. Тамара Петровна шагнула через порог, как полководец, входящий в захваченный город. — Ну вот и всё, — пробормотала она, обводя гостиную торжествующим взглядом. — Пожила и хватит. За её спиной топтались двое хмурых рабочих, переминаясь с ноги на ногу. Один из них, тот, что был повыше, кашлянул. — Мы, это, пойдём, Петровна. Дело сделано. — Идите, идите, соколики, — отмахнулась она, не оборачиваясь. Она уже доставала из сумки телефон, чтобы написать сообщение ненавистной невестке...