— Мам, — прошептал я ей в самое ухо, чтобы спящая за тонкой перегородкой тетя Зина не услышала. — Мам! Мама лежала рядом, но спиной ко мне. Я часто, пока был маленький, ночью приходил к ней «под бочок», грел озябшие ноги, слушал, как мама дышит, обнимал ее за руку и прижимался щекой к ее горячей ладони. Мы шептались обо всём, что волновало меня, о соседском коте Гине, который попал в колодец и сосед вынимал его, о том, что было в школе. Потом мама рассказывала про то, как я был маленьким… — Ну что ты опять? Что, Миш? — сонно прошептала мама...

— Мам, а почему тётя Лена сказала, что я пустоцвет? — тихий детский голосок разорвал утреннюю тишину кухни, заставив Марину выронить чашку с чаем. Фарфор со звоном разлетелся по кафельному полу, горячая жидкость растеклась коричневой лужей. Но Марина даже не пошевелилась. Она стояла у плиты, вцепившись побелевшими пальцами в край столешницы, и смотрела на свою семилетнюю дочь. Варя сидела за столом, болтая ногами, и с невинным любопытством ждала ответа. В её больших карих глазах не было обиды — только искреннее недоумение...