Плакала Когда он уходил, ты плакала И на колени свои падала Просила всё ещё сохранить, сохранить Вот она Теперь делами вся замотана Любит теперь только работая Забыла, как опять полюбить, полюбить А ты закрыла сердце своё навсегда теперь И каждый день кусала свои губы алые Но сколько же ты слёз, своих слёз уже пролила Всё было несерьезно, но жаль ты не поняла Плакала Когда он уходил, ты плакала И на колени свои падала Просила всё ещё сохранить, сохранить Вот она Теперь делами вся замотана Любит теперь...

— Любашка, вставай! Жизнь проспишь! — стучала мне в дверь своим крепким, как кувалда, кулаком, тетя Нина, не молодая, но и не старая женщина, из тех, что коня на скаку остановят, с полным бюстом, широкой костью, крупными чертами лица и желтоватыми от папирос зубами. Она вставала раньше всех, гремела в ванной тазами, как будто живет не одна, а с по меньшей мере семью младенцами, поминутно пачкающими пеленки. Но тетя Нина была совершенно бездетной, у нее даже кошка не жила. А стрика — это ее подработка, она обстирывала семью из третьей комнаты...