За разрушенным миром никто не придёт. Чувство голода больше желания жить. Всё, что нам говорят, это просто враньё, Это только понять и простить. И беспомощной яростью давит виски. Каждый день обещания всё прекратить, Каждый день откровения новой тоски, Как попытка себе отомстить. Покосились стены, И рука дрожит. Снова вскрыты вены, Всё внутри горит. Спаси меня от тьмы! Это небо утонет в крови! Спаси меня от тьмы! Это всё твой каприз... Спаси меня от тьмы! Это небо утонет в крови! Спаси меня от тьмы! Это...

— Явились? — презрительно бросила Настя, — как стервятники слетелись на наследство? А нечего делить! Дедушка перед смертью все, что имел, мне отдал. Вспомнили про старика? А где вы были раньше?! Захар Ильич закончил делать набросок и внимательно осмотрел холст. Несколько лишних штрихов, которые он сделал случайно, не портили общей картины, и Захар Ильич, довольный результатом, удовлетворенно кивнул. Потом отставил мольберт в сторону и направился на кухню. — Егор, — позвал он, разливая по чашкам кофе, — идем, пропустим по чашечке...