Конечно, я могла бы промолчать. Сыграть наивную дочку, радующуюся каждому жесту внимания. Сделать вид, что я тронута до глубины души, когда мама неожиданно появляется на пороге с компотом в банке и говорит: «Для тебя, звёздочка моя». Могла бы. Но не смогла. Потому что я не ребёнок, который верит в добрые сказки. Я взрослая женщина, знающая, что у каждого подарка бывает скрытый счёт. Я слишком хорошо знаю, как пахнет фальшь. Это нечто приторное, будто сироп, испорченный временем, — его кто-то разлил по скатерти, а потом пытался вытереть, но только размазал, оставив после себя пятно и липкость...

Сигарета дрожала в пальцах, хотя я давно не нервничал. В кабинет не поступал воздух, за окном было ещё темно, и казалось, что само время застыло. В углу — магнитофон «Юпитер-двадцать четыре», пустая катушка. Я знал, что плёнку увезли. Знал, кто прослушал. И знал, что сказать ничего нельзя. — Владимир Борисович… — хриплый голос с той стороны стола прерывает тишину. — Вы утверждаете, что записи концерта отсутствуют. Как такое возможно? Я не ответил. Просто посмотрел в глаза человеку напротив. У него было лицо канцелярской папки — серое, плоское, без выражения...