— Опять ты за старое, Виктор? Сколько можно повторять?! — резко донеслось с той стороны покосившегося забора. — Да ладно тебе… — последовал ответ, — мы просто заскочили поболтать. Что на этот раз случилось? — Ты и сама прекрасно знаешь, — голос женщины, с легкой, болезненно знакомой хрипотцой, — так поступают лишь предатели. Не близкие люди! — Марин, ты сгущаешь краски. — Да что ты говоришь?! Ты даже не осмелился рассказать об этом Лидии… Я застыла у калитки, дыхание перехватило, ни вдохнуть, ни выдохнуть...

Мраморная кухня пахла тоской, как будто само это холодное, стерильное пространство впитало все несказанные слова, слёзы, выдохи. Свет от встроенных светильников резал глаза, отражаясь в битом стекле — экран телефона раскололся, как скорлупа у яйца. Он лежал возле ножки барного стула, чуть в стороне, как свидетель чего-то интимного и болезненного, что произошло тут всего мгновение назад. Анна не двигалась. Её руки — тонкие, ухоженные, с ногтями телесного цвета — сжимали край кухонной стойки. На ней было вечернее платье: бархат тёмного винного оттенка, чуть спущенное на плечи...