Жара стояла нестерпимая. На улице плавился асфальт, а в нашей двушке на седьмом этаже кондиционер не справлялся. Я вытирала пот со лба и смотрела, как мой муж Саша собирает вещи в дорожную сумку. — Мы с Сашей едем к маме на дачу, — объявила свекровь Нина Петровна, стоя в дверях нашей спальни. — А ты, Катя, спокойно можешь остаться дома. Тебе же жарко на солнце, ты быстро обгораешь. Я замерла с полотенцем в руках. Как это — они едут, а я остаюсь? — Но мы же планировали ехать всей семьей, — растерянно сказала я...

Мама угасала долго, мучительно, словно старая свеча, в которой фитиль уже утонул в собственном воске. Последние месяцы в больничной палате превратились для меня в тягучий, серый кошмар, пропитанный запахом хлорки и безнадежности. Она почти не говорила, лишь смотрела в выцветший потолок огромными, запавшими глазами, в которых больше не было ни огня, ни даже отчаяния. Только усталость. Вселенская, глубинная усталость существа, которое уже давно перешагнуло свой порог. Я, Кирилл, сидел рядом, держал...